Экономическое районирование СССР в 1920-1930 годах

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ СССРВ 1920-30 ГОДАХ И ЕГО РОЛЬ В РАЗВИТИИ
СИСТЕМЫ АДМИНИСТРАТИВНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО РАССЕЛЕНИЯ

Экономическое районирование страны получило первое осмысление еще до революции в рамках КЕПС (комиссии по естественным производительным силам) под руководством академика Вернадского. Послереволюционные преобразования потребовали крупномасштабного планирования, практически заново создавшего пространственный каркас страны, расселение в котором получило вторичную роль по отношению к «тяжелой индустрии». 

Подходы к решению этой задачи вызвали долгие и ожесточенные споры еще в 20-е годы и представляют собой предмет дискуссий вплоть до настоящего времени. Победивший в 1929 году подход Струмилина С.Г., получивший название «телеологический» и основанный на воплощении плановых директив партии, зачастую оценивается как волюнтаристский. Действительно, насколько разумным было отвергнуть зарекомендовавшие себя методы и практику традиционной научной школы, сделав резкий бросок в неизвестность на основе еще неапробированных методик? Традиционная  «генетическая» точка зрения, представленная трудами Кондратьева Н.Д., Чаянова А.В., Челинцева А.Н., Базарова В.А., основывалась на опыте российской науки – выводить тенденции и закономерности естественного развития, исходя из систематизированных сведений о состояниях «объекта изучения» на различных стадиях его существования. Но насколько возможно в точке бифуркации говорить об экстраполяции тенденций, существовавших в совершенно других условиях?

Напомним, что обстановка в 1920-х годах продолжала быть отнюдь не спокойной: еще в начале 20-х годов сильнейшее финансирование со стороны Запада получила Польша, призванная кардинально пересмотреть западные границы России и ее роль в европейской политике; в 1926-27 годах сложилась фактически предвоенная ситуация; во второй половине 20-х годов хозяйственная и политическая жизнь СССР оказалась фактически парализованной многолетней дискуссией о диаметрально противоположных стратегиях развития, по обе стороны баррикад которой оказались и сторонники дискуссии о старой и новой методологиях районирования; в 1929 году, сразу после отстранения оппозиции в СССР от власти, Европой была окончательно сделана ставка на режим Гитлера с предоставлением ему серьезнейших материальных и политических преференций. Стало быть, можно утверждать, что ни о каком экстенсивном развитии, основанном на традиционных подходах, в конце 20-х годов речь идти не могла. Ответить на вызовы времени смогли лишь кардинальные меры,  причем экспериментировать приходилось на ходу и в сжатые сроки. 

Опыт, отработанный в СССР в 1930-е годы, имел поистине уникальный характер и оказал значительное влияние и на западное территориальное планирование.  К примеру, в начале 30 х годов архитекторы и урбанисты, работавшие вместе с советскими коллегами над планами Магнитогорска и других городов, ввезли в США новую версию территориального планирования. Первым практическим результатом этого стала масштабная программа реорганизации расселения в долине реки Теннесси, затем в штате Калифорния, инициированная идеей президента Рузвельта о совместном планировании со стороны правительства, бизнеса и профсоюзов. В предвоенной Европе единственной, отчасти реализованной попыткой перейти к крупномасштабному территориальному планированию стали программы мелиорации и комплексного освоения целинных, заболоченных земель северо западной Германии и центральной Италии, практически полностью основанные на советском опыте. Аналогов тому, что было сделано в СССР 1930-50-е годы, в каких исходных условиях и в какие сроки, в мировой исторической ретроспективе фактически не было. Буквально за десятилетие были решены задачи восстановления управляемости, обороноспособности и интенсивного развития территории практически всей бывшей Российской империи c использованием методов, к которым западная экономика подошла только к концу 20 века. В 30-е годы утверждения о том, что «факторы» и «тенденции» нужно не «выявлять», а «создавать», районы не «обнаруживать» в результате исследований, а «образовывать», как следствие принятия перспективных планов, вызывали множество нареканий со стороны традиционной науки. Напротив: в экономической парадигме конца ХХ века ключевыми факторами эффективности стали испытанные в нашей стране еще в 30-е годы способности «…строить прогнозы, исходя из того, что необходимо иметь, а не из того, куда ведут стихийно сложившиеся тенденции». При этом роль традиционных факторов, вроде наличия исходной информации и статистики, достаточных исходных условий, экономии на издержках, значительно снизилась. 

Сказанное выше позволяет утверждать, что  плановый подход к развитию системы территориального планирования доказал свою эффективность на пройденном СССР историческом отрезке и нуждается в серьезном переосмыслении в условиях текущего кардинального переформатирования российской системы расселения. 

Доцент И.Л. Чураков, профессор П.В. Капустин, Воронежский государственный архитектурно-строительный университет